В течение трех десятилетий 21 января было одной из самых значимых дат Советского Союза. Этот день брали в черную рамку, по его поводу проводили торжественно-траурное заседание, которое становилось центральным пунктом почитания памяти Владимира Ленина. Лишь в 1954-м, уже после сталинской эпохи, решили, что "вечно живого" вождя лучше поминать не в день смерти, а в день рождения. Поэтому поколения позднего СССР помнят лишь события, связанные с 22 апреля, – прием в пионеры, субботники и ежегодный всплеск "ленинианы".
Однако для тех, кто ровно сто лет назад пережил 21 января 1924 года, это день значил гораздо больше – начало смены эпох и жестокой борьбы за власть.
О последовавшем противостоянии Иосифа Сталина и Льва Троцкого со товарищи написано немало, однако мало кто вспоминает о том, как еще при жизни Ленина закладывался фундамент этой войны.
Причем закладывал его в том числе и сам Ильич. Вождем большевиков двигала логика, которую он не озвучивал в своих многочисленных произведениях, но которая становится очевидной, если их прочесть.
По прозвищу "Зверь"
В течение десятилетий граждане Советского Союза твердо веровали в то, что Владимир Ильич отдал свою жизнь делу коммунистической революции. Однако в конце 1950-х начали печатать пятое, полное собрание сочинений "великого вождя" из 55 томов (для сравнения: четвертое состояло из 35 томов), куда включили многое из ранее скрывавшегося. На самом деле и оно оказалось далеко не полным, но даже того, что вытащили из архивов, оказалось достаточно, чтобы понять: основная деятельность Ленина до революции была направлена вовсе не на борьбу с царем, помещиками и буржуазией, а на противостояние с соперниками в борьбе за власть в партии и стране.
Возможно, победа коммунизма и составляла главную цель Ильича, однако с одной поправкой: через всю жизнь большевистский вождь пронес убежденность, что привести мировой пролетариат к этой победе может только он сам.
В 1904-м к Ленину в Швейцарию прибыла 31-летняя революционерка Мария Эссен, за свой бурный нрав имевшая партийный псевдоним "Зверь" (и при этом остававшаяся очень симпатичной женщиной: у охранки она проходила под кличкой "Шикарная"). Ильич, оставив свою жену отдыхать, отправился с Машей на ближайшую горную вершину.
"Ландшафт беспредельный, неописуема игра красок, – вспоминала его спутница позже. – Перед нами как на ладони все пояса, все климаты. Нестерпимо ярко сияет снег; несколько ниже – растения севера, а дальше – сочные альпийские луга и буйная растительность юга. Я настраиваюсь на высокий стиль... уже готова декламировать Шекспира, Байрона. Смотрю на Владимира Ильича – он сидит, крепко задумавшись. И вдруг выпаливает: "А все-таки здорово гадят нам меньшевики!"
Мария Эссен: "Зверь" и "Шикарная"
Не горные красоты и даже не император Николай II или "помещики-кровопийцы" занимают все его мысли, а соратники по Российской социал-демократической рабочей партии – главные конкуренты в борьбе за власть в этой партии.
"Мы пойдем другим путем"
Согласно популярной легенде, причиной всей революционной карьеры Ленина стала казнь брата Александра, арестованного в 1887 году за создание "Террористической фракции", которая готовила покушение на царя Александра III. Никто никогда об этом, понятно, вождя и соратника не спрашивал, а потому навсегда останется загадкой, действительно ли уход в революцию являлся желанием отомстить за брата или вынужденным выбором молодого человека, получившего одновременно со школьным аттестатом клеймо "родственника террориста" и перечеркнутую перспективу легальной карьеры.
Нет ни одного воспоминания о первых 17 годах жизни Володи Ульянова, в которых он предстает единомышленником брата или хотя бы просто бунтарем. Отличные оценки по всем предметам (вопреки более поздним легендам, и по закону божьему тоже), кроме четверки по логике, примерное поведение, интеллектуальное лидерство в классе – всё это рисует картину целеустремленного юноши, намеренного делать большую карьеру в Российской империи.
Кстати, четверку по логике Ульянову поставил директор симбирской гимназии Федор Керенский, друг и подчиненный отца Володи – инспектора учебных заведений Ильи Ульянова (умершего в 1886-м), отец будущего премьера Временного правительства, которого Ленин свергнет в 1917-м. Со слов отца Александр Керенский позже писал, что "ни в гимназии, ни вне ее не было замечено за Ульяновым ни одного случая, когда бы он словом или делом вызвал в начальствующих и преподавателях гимназии непохвальное о себе мнение".
И вот – клеймо в биографии, которое закрывает для амбициозного 17-летнего юноши двери университетов в обеих столицах – Санкт-Петербурге и Москве – и уничтожает потенциально блестящую карьеру. В итоге с рекомендацией Керенского-старшего Владимир Ульянов поступает в Казанский университет и делает практически тот же выбор, который спустя век сделали в Казани герои "Слова пацана": не имея перспектив в законной системе координат, выбирает "темную сторону": с первого же курса он оказывается в списках бунтарей.
Классическое изображение момента, когда Владимир Ульянов говорит матери, что "мы пойдем другим путем". Худ. П. Белоусов, 1951 год
В 1891-м Владимиру специальным дозволением всё-таки разрешили сдать экстерном экзамены Петербургского университета и получить диплом юриста. Но к тому времени будущий Ленин уже "пошел своим путем", так что представившуюся возможность добиться чего-то в столице молодой адвокат использует для того, чтобы сколотить и возглавить союз петербуржских марксистских кружков (одним из которых руководила будущая жена Надежда Крупская).
Уже в те годы начинающий революционер воевал не столько с царем, сколько с политическими конкурентами. В 1890-е главное общественное движение российской интеллигенции – народничество и организованная на его базе террористическая "Народная воля", жертвой которой стал император Александр II. Наследником этой организации вскоре станет партия социалистов-революционеров (эсеры).
Марксисты же пока – это десятки, в лучшем случае сотни интеллектуалов по всей империи, но от имени этой кучки идеалистов Владимир Ульянов объявляет войну народовольцам: его первая крупная работа, опубликованная в 1894 году, так и называется – "Что такое "друзья народа" и как они воюют против социал-демократов?"
Среди самих немногочисленных социал-демократов (эсдеков) начинающий политик в те годы еще далеко не первый: непререкаемым авторитетом считается Георгий Плеханов, основавший первый в российской истории марксистский кружок еще в 1883 году, когда гимназист Володя зубрил закон Божий. Молодой Ульянов сам восхищается этим революционным вождем – до того момента, когда сталкивается с ним в период создания газеты "Искра".
30-летний Ильич быстро увидел в идее популярного издания для рабочих способ выдвинуться на ключевую роль и потому приложил все усилия, чтобы найти союзников и деньги. Но в России издаваться нереально – и Ульянов в 1900 году эмигрирует. А в зарубежных социал-демократических кругах полностью господствует эмигрант с 20-летним стажем Плеханов – и недавний кумир требует, чтобы руководство газетой отдали ему.
Игнорировать "духовного отца" нельзя, но и терять свой шанс будущий Ленин не хочет, поэтому пробивает компромиссное решение: Плеханов становится чем-то вроде "почетного шефа", а реальное руководство возлагается на Ульянова. И, чтобы формальный "босс" не имел возможности реально влиять на газету, редакция обосновывается не в Швейцарии, которую обжил отец русского марксизма, а в немецком Мюнхене. Так молодой политик одержал свою первую победу: отфутболив признанного вождя на чердак, взял в свои руки реальную власть. Уже начавший уставать от непрерывной борьбы 44-летний Плеханов с этим смирился.
"Большевик" без большинства
"Искра" быстро получила большую популярность среди левой интеллигенции (а она в начала ХХ века почти вся левая). Однако ситуация в марксистской среде Российской империи в эти годы полностью подпадает под определение "разброд и шатание": первый съезд РСДРП прошел еще в 1898-м в Минске, но созданный там центральный комитет сразу арестовали, никакой оргработы он не успел провести, поэтому единственный итог исторического форума – декларация о том, что партия в принципе существует.
Вот только самой партии нет – есть многочисленные группировки, никак не связанные организационно. Некоторые из них основаны по национальному или территориальному признаку (Социал-демократия Польши и Литвы, еврейский "Бунд" и т. д.), но некоторые – прямые конкуренты "искровцев", претендующие на ключевую роль во всём движении. В такой ситуации издавать рабочую газету – всё равно что выдать альбом группы "Мираж" в 1986-м: свои сборы с концертов соберешь, но никогда не узнаешь, сколько еще "Миражей" открывало рот под чужую "фанеру" и сколько они состригли твоих денег. При этом к власти за защитой не обратишься, потому что сам действуешь нелегально.
Поэтому "искровцы" решают "получить лицензию" – в их случае это означает присвоить название "РСДРП". Они собирают в Брюсселе второй съезд партии – позвав туда всех, кто не претендует на общероссийское лидерство (бундовцев, поляков и латышей). При этом главных конкурентов – "Союз русских социал-демократов за границей", выпускавший малоизвестный журнал "Рабочее дело", – отсекли, объявив себя единственными представителями РСДРП за границей.
Операция по переоснованию "фирмы" прошла успешно, однако уже при подготовке к съезду выяснилось, что внутри самих "искровцев" единства нет, причем раскол произошел между двумя самыми близкими соратниками по редакции – Владимиром Ульяновым (уже взявшим псевдоним "Ленин") и Юлием Цедербаумом, известным как Мартов.
Ильич еще в 1902-м опубликовал, пожалуй, главную работу своей жизни, для которой взял название у любимого писателя – Николая Чернышевского. Позже многие революционеры признавали, что именно ленинская "Что делать?" дала им ответ на вопрос, вынесенный в заголовок.
"Дайте нам организацию революционеров – и мы перевернем Россию!" – этой перефразировкой Архимеда Ленин объявлял: в партию должны входить только те, кто активно работает на нее, и объединять всю структуру будет жесткая дисциплина сверху донизу.
Спустя год, на съезде РСДРП, именно такую формулировку главный "искровец" предложил заложить в устав партии, однако столкнулся с оппозицией, видение которой представил Мартов. Недавний лучший друг предлагал принимать в РСДРП всех, кто помогает партии или участвует в ее мероприятиях, при этом не связывая всех членов обязательностью выполнения команд вышестоящих органов.
По сути, то, что предложил "искровец номер два", – это принцип, на котором строятся все современные партии: можешь не работать, просто поучаствуй в митингах или дай денег. Безусловно, "мартовский" вариант предполагал сделать партию более массовой, но в то же время менее управляемой – а последнее не могло устроить Ильича, уже метившего в единоличные правители построенной по военному принципу организации.
В советских учебниках истории школьного уровня противостояние на втором съезде подавалось просто: Ленин получил большинство, и его сторонников стали называть "большевиками", а Мартова с его меньшинством, соответственно, "меньшевиками". На самом деле борьбу за первый пункт устава потенциальный вождь проиграл со счетом 23:28 (при 52 делегатах), поскольку "диктаторский" вариант партии многим пришелся не по душе. И вполне вероятно, что Ильич проиграл бы вообще все ключевые голосования, не случись двух эксцессов.
Сначала произошел скандал вокруг еще одного пункта устава: по какому принципу нужно строить партию – как унитарную или федеративную. "Националы" – поляки и евреи-бундовцы – настаивали на федерации, то есть союзе организаций, созданных по этническому признаку, каждая из которых будет иметь право блокирующего голоса. Все они при первом голосовании оказались сторонниками Мартова и рассчитывали на его поддержку, однако Юлий Осипович в этом вопросе принял сторону Ленина, что привело к расколу по новой линии.
И именно в этот момент стало известно, что здание бывшего мучного склада на площади Дю-Тюон "пасет" бельгийская полиция и что трех делегатов уже вызвали в отделение, чтобы выслать.
Эсдеки заподозрили руку российской "охранки" и решили срочно перебраться в Британию, однако из-за вышеупомянутого скандала десять человек (включая восьмерых бундовцев) плыть через Ла-Манш отказались. Так что, когда съезд обосновался в лондонской церкви, перевес на нем получили уже сторонники Ленина.
На II съезде РСДРП. Худ. Ю. Белов
Впрочем, на Туманном Альбионе скандал между ними и "мартовцами" произошел только один – по вопросу о составе редакции "Искры". В ней и до съезда уже имелись проблемы: старый коллектив состоял из шести человек – уже упомянутых Ленина, Мартова и Плеханова, а также двух ветеранов еще с народовольческим прошлым Веры Засулич и Павла Аксельрода (обоим к тому времени уже за 50) плюс молодого (на год старше Ленина) Александра Потресова, – и споры между ними часто приводили к патовым голосованиям "три на три".
Пытаясь решить проблему, Ленин предложил превратить "шестерку" в "семерку", добавив восходящую (23 года на момент съезда) звезду русского марксизма Льва Троцкого, однако последнего невзлюбил Плеханов и выступил категорически против.
В результате съезд проголосовал за другое предложение Ильича: Ленин и Плеханов от теперь уже большинства, Мартов от меньшинства. Именно это голосование и породило всемирно известные слова "большевик" и "меньшевик".
При этом "большевик номер один" на самом деле никогда не имел большинства в РСДРП, а через три месяца потерял и формальное право так называться: Плеханов побил горшки с главредом-диктатором и перешел на сторону Мартова, в связи с чем Ильич официально хлопнул дверью. Тем не менее, неформальный ярлык "большевика" он сохранил за собой – как и право обзывать конкурентов унизительным словом "меньшевики".
"Не от икса, а от экса"
Сами меньшевики, понятно, этим словом себя не называли – они продолжали носить гордое имя "эсдеки", которое давало им право выступать от имени всей РСДРП. Ленина заклеймили за диктаторские наклонности (Троцкий назвал его "Максимилиан Ленин" за сходство замашек с вождем Великой французской революции Максимилианом Робеспьером) и фактически отстранили от дел, однако тот нашел выход: начал напрямую (точнее, руками супруги Надежды Крупской) вести переписку с местными партийными организациями – и сумел часть из них перетащить на свою сторону, благодаря чему в апреле 1905-го провел собственный, большевистский съезд с 38 прибывшими в тот же Лондон участниками. Здесь он впервые – единоличный вождь, с подачи которого собравшиеся осуждают "раскольников" Плеханова, Мартова и Аксельрода.
Однако вскоре началась первая русская революция, в которой работающие с большими массами меньшевики имели явное преимущество – тот же Троцкий осенью 1905-го вернулся в Санкт-Петербург и сразу стал революционной звездой, фактически возглавив первый в мировой истории совет рабочих депутатов. К тому же, массы давали деньги, с которыми у большевиков было гораздо хуже, и Ленин пошел на восстановление единства РСДРП.
Будь та революция победной, может, этот союз и продержался бы долго – на гребне успеха всем хватает славы. Однако интеллигенция, насмотревшись на "бессмысленный и беспощадный" русский бунт, отшатнулась от движения, из-за этого (и виселиц для бунтовщиков от главы МВД Петра Столыпина) оно пошло на спад, а следом стали скудеть финансы.
Партийную кассу с первых месяцев революции частично пополняли за счет "экспроприаций" (то есть грабежей государственных, а иногда и частных учреждений – банков, почтовых контор и т. д.), что сразу возмутило часть эсдеков. Но в 1907-м этот источник поступлений стал едва ли не основным. Возмущение в партии росло, и на пятом съезде РСДРП большинство проголосовало за запрет "экспроприаций".
Ильич в большинство не входил: когда на одном из заседаний зачитывали список пожертвований, и одно – очень крупное – оказалось от анонима Х, он насмешливо сказал: "Не от икса, а от экса". Для Ленина существовала лишь цель, для которой необходимы средства, а их источники значения не имели. Большевики продолжили "эксы", а у их лидера пропали последние причины для сотрудничества с Мартовым, Плехановым и компанией. Формально они еще будут одной партией, но больше никогда не окажутся вместе.
"Буря в стакане воды"
Расставшись навсегда со старыми соратниками-соперниками, Ильич, тем не менее, оказался не единоличным лидером.
Во главе фракции большевиков теперь стояла тройка – Ленин, Богданов, Красин, причем особую роль играл последний. Высококлассный инженер с деловой хваткой, Леонид Красин еще в 1904-м оказался на первых ролях в РСДРП, поскольку работал на миллионера Савву Морозова и от него получал ежемесячно 2000 рублей для партии (сегодняшние 60 тысяч долларов или 2,2 млн грн с учетом всех инфляций). В 1905-м Морозов погиб (то ли самоубийство, то ли убийство, по одной из версий – организованное Красиным), но Леонид Борисович не сошел со сцены – он нашел новую нишу, став главным организатором и куратором "эксов", которые с 1907-го совершал уже только для ленинцев. Он же сыграл большую роль в том, что большевистский центр в 1907-м получил завещанное всей РСДРП наследство миллионера-революционера Николая Шмита – 280 тысяч рублей (нынешние 16,8 млн долларов или 616 млн грн).
Леонид Красин: топ-инженер и топ-боевик. Фото 1926 года, за год до смерти
Но Ленин не собирался мириться с новыми конкурентами, даже несмотря на возможные убытки. "Отзовисты", "ультиматисты", "богоискатели" – это те, с кем боролся Ильич в конце нулевых годов ХХ века; объяснять суть всех терминов не стоит, поскольку глава большевистского центра просто находил предлог нацепить ярлык на соратника и потом с этим ярлыком выпихнуть из своей организации. Кто-то уходил к меньшевикам, кто-то (как Красин) в бизнес.
Находящиеся в России большевики не понимали ни сути, ни необходимости этих конфликтов. Иосиф Сталин, в 1909-м еще далекий от интриг в партийных верхах, писал о борьбе Ленина с соратниками как о "заграничной буре в стакане воды". Спустя 18 лет уже умудренный наследник Ильича оценивал его действия совсем иначе:
"Если просмотреть историю нашей партии, то станет ясным, что всегда, при известных серьезных поворотах нашей партии, известная часть старых лидеров выпадала из тележки большевистской партии, очищая место для новых людей...
Возьмем 1903 год, период второго съезда нашей партии. Это был период поворота партии от соглашения с либералами к смертельной борьбе с либеральной буржуазией, от подготовки борьбы с царизмом к открытой борьбе с ним за полный разгром царизма и феодализма. Во главе партии стояла тогда шестерка: Плеханов, Засулич, Мартов, Ленин, Аксельрод, Потресов. Поворот оказался роковым для пяти членов этой шестерки…
Возьмем следующий период, период 1907–1908 годов... Поворот этот оказался роковым для целого ряда старых большевиков. Выпал из тележки Алексинский. Он был одно время совсем недурным большевиком. Выпал Богданов. Он был одним из серьезнейших лидеров нашей партии. Выпал Рожков – бывший член ЦК нашей партии. И так дальше... Чего добивался тогда Ленин? Только одного: поскорее освободить партию от неустойчивых и хныкающих элементов, чтобы они не путались в ногах".
Так или иначе, но к 1911 году, когда после убийства Столыпина начался новый революционный подъем, вождь большевиков уже освободился от тех, кто "путался в ногах" и мог не бояться конкуренции: его новые ближайшие соратники Григорий Зиновьев и Лев Каменев – это лишь "апостолы" Ильича, которые даже не думали претендовать на равенство с ним. И пусть паства совсем не велика, это только его паства.
Кто не успел, тот строит планы
1917 год изменил всё. Не только в истории Российской империи и ее осколков, но и в мировосприятии Ленина: ему пришлось забросить многие незыблемые истины, чтобы вновь оказаться на гребне революционной волны.
По сути, Февральскую революцию Ильич проспал, хоть и не совсем по своей вине. Просто во время Мировой войны большинство социалистов (и не только русских) поддержали свои правительства в решении вести эту войну и, оказавшись лояльными гражданами, теперь вполне легально жили в своих странах.
Эмигрантами оказались большей частью те, кто выступил против войны (как, к примеру, меньшевик-интернационалист Мартов) или вовсе ратовал за поражение своего государства (как Ленин). Когда император Николай II, а следом и его брат Михаил отреклись от престола, оставшиеся в России меньшевики и эсеры первыми успели к разделу власти: пока Госдума рождала Временное правительство, они создали альтернативу – советы рабочих и солдатских депутатов. Эмигрантам же пришлось преодолевать тысячу препятствий, чтобы попасть домой, так что власть поделили без них.
Еще до того, как Ленин договорился о проезде из Швейцарии в Швецию через воевавшую с Россией Германию в "пломбированном вагоне", он уже понял сложившуюся ситуацию и кардинально переосмыслил марксизм, приспосабливая его к текущему моменту.
До сих пор почти все социалисты считали, что в России сначала должна пройти буржуазно-демократическая революция, а спустя длительный период, когда рабочие наберутся сил в капиталистическом государстве, они проведут уже свою собственную революцию.
Однако теперь буржуазная революция произошла, вся власть у конкурентов, а удел большевиков и их лидера – скромное прозябание на периферии событий. Нужны перемены, которые даст только еще одно потрясение – и Ленин уже из Швейцарии начинает слать новые директивы своей партии: социалистическая революция – сразу вслед за демократической!
Однако в той части ленинской партии, которая оставалась в России, преобладали другие настроения.
Большевистское руководство в Питере взял в свои руки Каменев, которого сам партийный вождь послал на родину именно для руководства на месте еще в 1912-м. Потом Лев Борисович оказался в ссылке, в середине марта 1917-го вернулся – и попал в объятия меньшевиков с эсерами, которые ввели его в исполком Петроградского совета, на тот момент главный орган неформальной власти. Недавнему ссыльному всё это очень нравится, он не хочет никакой борьбы с меньшевиками и эсерами, а потому просто прячет письма Ленина под сукно и не дает печатать.
"Ильич в эмиграции отстал от жизни, не понимает событий в России", – так рассуждали Каменев и его сторонники, рассчитывая, что вождь вернется, разберется во всём и сменит позицию.
Лев Каменев: большевик, который был против большевистской революции. Фото 1923 г.
Ленин вернулся, но позицию не изменил – как известно, свой лозунг насчет социалистической революции он бросил прямо в день прибытия 16 (3) апреля с броневика на Финляндском вокзале.
Однако, разобравшись в ситуации, новые выводы большевистский вождь всё-таки сделал: он понял, что при легальной работе в революционной стране его маленькая конспиративная партия не имеет шансов на успех.
Нужны яркие трибуны, способные увлечь массу, – а значит, нужно изменить своему принципу и позвать тех, с кем придется делиться властью и влиянием в собственной организации. Самый лучший кандидат на эту роль прибыл в Россию месяцем позже Ильича – 17 (4) мая. Вся революционная власть и многие рабочие знали его под псевдонимом "Лев Троцкий".
"Иудушка" Троцкий
Ленин был первым социал-демократическим вождем, с которым познакомился молодой революционер Лев Бронштейн. В 1902-м 22-летний уроженец нынешней Кировоградской области сбежал из ссылки и уехал за границу, где сразу же попал в руки Ильича, крепко цеплявшегося за всех прибывающих новичков в поисках новых соратников-помощников. На втором съезде РСДРП молодой Троцкий – ярый большевик, однако осенью, во время ссоры Ленина с Плехановым, он попытался всех помирить, за что получил от недавнего кумира ярлык "примиренца" и прозвище "Иудушка".
С тех пор вплоть до 1917 года Лев Давидович так и оставался "примиренцем", находясь между большевиками и меньшевиками и периодически пытаясь восстановить единство партии. А поскольку это полностью противоречило дореволюционной линии Ленина на обособление большевиков, то именно Троцкого он и ненавидел больше всех.
Однако, как уже сказано, Февральская революция изменила всё. "Примиренец" прибыл в Питер позже большинства эмигрантов, потому что его как противника войны власти стран-союзниц России (Лондон и Париж) вынудили эмигрировать аж в Америку, а потом чинили разные препятствия (вплоть до ареста), чтобы тот не мог попасть на родину. Не без оснований поговаривали, что руку к этому приложило Временное правительство.
Так что Лев Давидович тоже опоздал к разделу властного пирога и имел все причины для союза с такими же, как он, "неудачниками", – прежде всего, с большевиками. Более крупных политических фигур, чем Ленин и Троцкий, за пределами новой власти просто не было, при этом первый имел сплоченную партию, а второй – авторитет лучшего оратора и организатора масс.
К тому же, Лев Давидович еще в бытность лидером самого первого Петроградского совета рабочих депутатов выдвинул практически ту же идею, что и Владимир Ильич теперь, назвав ее "перманентной революцией": рабочее правительство – сразу же после свержения царя. В 1905-м мотивы Троцкого состояли в том, что именно он как фактический глава совдепа может возглавить это самое "рабочее правительство", теперь та же теория могла послужить в новых условиях – для той же самой цели.
Троцкий в 1918 году
Вот только двух равных вождей не бывает. Идя на этот союз, Ленин понимал, что Троцкий хочет тот же "трофей", на который нацелился он сам, а потому параллельно начал предпринимать шаги, чтобы не дать новообретенному соратнику-конкуренту встать на один уровень с ним и захватить партию большевиков изнутри.
В политике есть известный прием: если хочешь опустить противника, заставь его вступить в схватку с оппонентом ниже уровня, чем ты. У Ильича в окружении хватало соратников более низкого уровня, но один человек в силу своей особой роли как будто был рожден, чтобы стать ленинским бультерьером для атак на Троцкого - Сталин.
Человек из гибкой стали
37-летний Иосиф Джугашвили, известный партийным соратникам как Коба Сталин, вернулся из сибирской ссылки вместе с Каменевым. Возглавив уже возрожденную партийную газету "Правда", именно он по договоренности с более авторитетным соратником не публиковал письма Ленина и издавал собственные статьи, в которых проводил те же мысли, что и Троцкий: на Временное правительство нужно давить, чтобы заставить работать на революцию, но свергать его не нужно.
Кобу, как и Каменева, ввели в главный революционный орган – исполком Петросовета. Ему тоже всё нравится: только вчера охотился в сибирской тайге, а теперь вершит судьбы страны!
Правда, вспоминая этот период деятельности будущего "отца народов", его критики тут же приводят цитату из мемуаров меньшевика Николая Суханова – подробной книги о 1917 годе в Петрограде, – где тот написал, что Сталин "за время своей скромной деятельности в исполнительном комитете производил – не на одного меня – впечатление серого пятна, иногда маячившего тускло и бесследно".
Николай Суханов (Гиммер) – фигура далеко не чуждая большевистской партии. В октябре 1917-го, когда находившийся в подполье Ленин едва вернулся в Питер, он провел первое заседание своего ЦК именно в квартире Суханова. Место для тайной встречи предоставила жена Николая Николаевича – пламенная большевичка, но муж обо всём догадался и остался ночевать на работе, при этом не сдав полиции сидящего у него дома вождя-заговорщика.
И это не единственный след Суханова в истории ленинской партии: именно он издавал газету "Новая жизнь", в которой Зиновьев и Каменев совершили свое "октябрьское предательство", опубликовав письмо, где выражали несогласие с планами свержения Временного правительства.
Так что знал о большевистской кухне этот меньшевик немало.
Между тем, Сталину в какой-то степени просто повезло: в революционную власть он попал не столько за авторитет (как Каменев), сколько благодаря тому, что главой Петросовета (а потом и Всероссийского Центрального исполнительного комитета) оказался грузинский меньшевик-ветеран Николай Чхеидзе, еще в 1902-м в Батуме учивший молодого Сосо Джугашвили марксизму. Он и другой влиятельный грузин-меньшевик – будущий министр Временного правительства Ираклий Церетели – тепло приняли земляка, занимающего в большевистской партии вполне здравую (с их точки зрения) позицию.
С этого момента и вплоть до Октябрьского переворота Сталин с его контактами стал "связным" между Лениным и меньшевистско-эсеровской властью. Пока Каменев ораторствовал в исполкоме Петросовета, именно Коба сделал так, что большевистского вождя, опасавшегося обструкции из-за проезда через территорию Германии (к тому моменту уже прозвучало заявление главы МИД Павла Милюкова о том, что все приехавшие таким образом будут отданы под суд), на Финляндском вокзале приветствовал лично Чхеидзе.
Так что Сталин казался со стороны "серым пятном" не только в силу скромных ораторских данных – наверняка Ильич, легко простив ему спрятанные мартовские письма, посоветовал ему не высовываться с ультрареволюционной позицией, чтобы сохранять контакты с меньшевистскими вождями и максимальную легальность.
Когда в июле, после неудавшейся первой попытки большевистского переворота, Троцкого и Каменева посадили в тюрьму, а Ленин и Зиновьев скрылись от ареста, Временное правительство "забыло" о Сталине. И, когда полиция передала газетам для печати материалы следствия о "немецком шпионаже" вождя большевиков, именно Коба поехал к Чхеидзе с просьбой запретить их публикацию, причем "человек из стали" не только просил – он стоял над душой главы ЦИК до тех пор, пока тот не обзвонил всех редакторов (сработало во всех случаях, кроме одного – с бульварным "Живым словом").
В те дни Ленин и Зиновьев сменили несколько квартир, но в итоге остановились в просторном жилище семьи Алиллуевых, которая стала и местом постоянного обитания Сталина. В этой квартире на шестом этаже дома на 10-й Рождественской (сейчас 10-й Советской) чудом сохранился музей, где среди прочих экспонатов хранится бритва, которой Коба сбрил фирменную бороду своего вождя перед тайной отправкой в Разлив.
История, которой не могло быть: если бы Ленин скрывался в шалаше в костюме с галстуком, его сразу сдали бы полиции. На самом деле Ильич был в рабочей одежде и парике, без бороды и усов, но с Зиновьевым
Пользуясь своим особым положением, "брадобрей" и его верный помощник Серго Орджоникидзе стали одними из немногих посетителей легендарного шалаша, в котором под видом финского косаря скрывался Ильич (кстати, скрывался не один, а, опять-таки, с Зиновьевым). По иронии судьбы, именно Коба по поручению вождя в августе организовал и провел полуподпольный шестой съезд партии, на котором Троцкого официально приняли в ряды большевиков и их центральный комитет.
В октябре, естественно, всё тот же Сталин оказался первым из партийных вождей, с кем встретился Ленин после прибытия в столицу, и он же организовывал прибытие своего босса на заседание ЦК в квартиру Суханова, где решался вопрос о революции. Наконец, 7 ноября (25 октября) именно Кобе центральный комитет поручил организовать "доставку" главного вождя (кстати, вопреки более поздним картинам, полностью лысого, а также без бороды и усов) в штаб революции – Смольный институт. Это спустя десятилетия признавал даже Троцкий, объясняя в своих мемуарах, что ЦК дал поручение Сталину "как лицу, наименее интересовавшему полицию".
Иосиф Сталин в 1918 году
Сталин против Троцкого: начало
После неудавшегося корниловского мятежа в сентябре (по старом стилю – в августе), для подавления которого Керенский пошел на союз с большевиками, ленинская партия резко нарастила свою популярность. Троцкий вышел из тюрьмы и вскоре во второй раз возглавил Петросовет. Формируя новые органы столичной власти, он в первую очередь раздавал должности своим старым соратникам-примиренцам из межрайонной организации эсдеков – таким как Моисей Урицкий (будущий глава Петроградской ЧК) и Владимир Антонов-Овсеенко (именно он в октябре арестовал Временное правительство), – при этом старые ленинцы часто оказывались обойденными, хотя действовал новый глава совета именно как представитель их партии.
Недовольные большевики со своими обидами шли к Сталину - как к единственному человеку, имеющему прямую связь с вернувшимся в Питер Лениным и способному донести до вождя нужную информацию. Более того, Троцкий, которому, несмотря на всё его своеволие, также требовалось одобрение лидера партии, от имени которой он действует, шел к тому же человеку. Так Сталин оказался в эпицентре всех процессов, и во многом от него зависело, какими глазами эти процессы увидит Ильич и как на них отреагирует.
Коба во всех конфликтах, естественно, занимал позицию товарищей по подполью, чем неоднократно вызывал недовольство главы Петросовета. Тем временем Ленин уже понял выгоду сложившейся ситуации и часто умело манипулировал: в интересах дела публично становясь на сторону Троцкого, за кулисами он поощрял Сталина продолжать ту же линию.
В первые дни после Октябрьского переворота все главные вожди большевизма безвылазно находились в Смольном. В том хаосе, когда редко удавалось найти минуту для сна, Ленин дал команду своей охране: лишь два человека имеют право входить к нему без доклада в любое время дня и ночи – Троцкий и Сталин. Троцкий – для информации о том, как идет восстание. Сталин – для согласования планов насчет того, как придется спасаться на случай провала (и в самом деле, кто должен был заниматься возможными путями отступления – не Троцкий же, которого все в Питере знают).
Самый известный "Ленин в Октябре": как и все, исторически неверный. 1955, худ. В. Серов
Настоящий Ленин в октябре 1917-го выглядел так, только без парика
Возможность в любой момент попасть к вождю – это возможность быстро донести любую информацию. И опять к Кобе стекаются все, кто обижен на вождя номер два, и снова вождь номер один ведет политику так, чтобы и главного соратника-соперника не обидеть, и старую гвардию успокоить стараниями Сталина. Уже тогда Коба защитил Зиновьева и Каменева от исключения из партии за то самое письмо о плане восстания – и тем самым заложил базу для "тройки", которая спустя несколько лет поведет борьбу с Троцким.
Летом 1918 года же года Ильич посылает Сталина в Царицын (нынешний Волгоград) – выбивать из южных губерний хлеб для Москвы и Питера, но именно в этот период в этом месте начинается наступление белогвардейцев. Троцкий уже возглавил военный наркомат, строит Красную армию, повсеместно возвращая на командные должности царских офицеров.
Коба на своем участке фронта берет военную власть в свои руки, убирает назначенцев наркома и ставит своих (в том числе бывших лидеров Донецко-Криворожской республики вроде Климента Ворошилова). Конфликт грандиозный – Троцкий угрожает Ленину отставкой. Ильич публично его поддерживает, так как действия Сталина грозят внести раздрай и бардак в только что организованную Красную Армию и отзывает Сталина. Но – после его возвращения в Москву – включает того в Реввоенсовет, главный штаб армии и вотчину наркома по военным и морским делам!
На восьмом съезде партии (уже коммунистической и официально большевистской) в марте 1919-го против линии наркомвоенмора на единоначалие в армии и возвращение царских офицеров выступает целая "военная оппозиция", во главе которой стоят царицынские соратники Кобы – они требуют вернуться к революционным истокам (выборности командиров); Ленин понимает, что такие требования погубят армию, поэтому публично выступает на стороне Троцкого – но при этом никаких мер против оппозиции не предпринимает, а ее закулисного вдохновителя уже в мае посылает спасать ситуацию на Петроградском фронте.
И под Петроградом в 1919-м, и в 1920-м на польском фронте Сталин конфликтует с вождем Красной армии, а глава правительства выступает в роли третейского судьи – публично поддерживая одного и непублично поощряя другого. Так Ленин из раза в раз напоминает Троцкому, кто в доме хозяин.
VIII съезд РКП(б). Сталин рядом с Лениным
"Заменить Ленина Троцким"
Тем не менее, к концу Гражданской войны Лев Давидович приобретает гигантскую популярность (вождь армии-победительницы!) и особо не скрывает желания конвертировать ее в реальную власть.
Уже в 1920-м, когда большевики победили на большинстве фронтов и освободилась значительная часть войск, Троцкий вместо демобилизации создал из лишних воинских частей две трудовых армии и направил их на восстановление экономики. В 1921-м вождь РККА решил распространить этот опыт на всю промышленность, выдвинув лозунг "военизации" профсоюзов. Предлагалось всех рабочих сделать солдатами трудового фронта, которых можно перебрасывать с места на место как полки и дивизии. По сути, это и были бы воинские части – естественно, под руководством Льва Давидовича.
Так началась "дискуссия о профсоюзах", о которой ее участники непублично признавали, что основная цель этой дискуссии – "заменить Ленина Троцким". Положение для Ильича сложилось крайне серьезное: на стороне конкурента оказались даже оба секретаря ЦК – Николай Крестинский и Леонид Серебряков. Так что в руках вождя РККА оказалась вся кадровая политика партии.
И тогда Ленин обратился напрямую к низовым организациям, организовав обсуждение во всех регионах и бросив на агитацию всех старых большевиков. Обычные партийцы мало понимали в очередной "буре в стакане воды", но, когда им разъяснили, что Троцкий хочет весь рабочий класс загнать в казармы и командовать им, эта перспектива не понравилась многим.
Дискуссию Лев Давидович проиграл, хотя за его предложение всё же выступила четверть партии. Чтобы предотвратить дальнейший рост оппозиции, Ленин решил принять драконовские меры: сначала на Х съезде РКП(б) (март 1921-го) провел решение о запрете фракций, а после съезда зачистил секретариат ЦК, убрав оттуда троцкистов и назначив ответственным секретарем 31-летнего Вячеслава Молотова, не участвовавшего ни в каких оппозициях.
Но с задачей вести кадровую работу партии, ориентируясь исключительно на ее вождя Молотов не справился. Просто потому, что в силу молодости и неопытности в партийных интригах не мог противостоять напору вождей, требовавших от молодого бюрократа нужных им решений.
И год спустя Ильич решил по-иному оградить секретариат от влияния Троцкого и поставил во главе него Сталина. 3 апреля 1922 года Коба стал генеральным секретарем ЦК РКП(б).
Это сделало Сталина сразу одним из самых сильных фигур в партии, хотя тогда он еще оставался в тени Ленина, который его не рассматривал как самостоятельную фигуру, видя его лишь как свою "дубинку" для проведении своей линии в партии.
Но вскоре все пошло совсем не по ленинскому плану.
Первый удар
В ночь на 26 мая 1922 года у Ленина случился инсульт (удар, как говорили тогда).
Симптомы ухудшения здоровья наблюдались и раньше: еще летом 1921-го Ильич впервые упал в обморок, после чего начали мучить головные боли и бессонница; писатель-историк Эдвард Радзинский считает, что именно из-за этого вождь решил сделать Сталина генсеком, дав ему полномочия раздавить "оппозицию". И тогда же Ленин фактически благословил создание "тройки" в составе Зиновьева, Каменева и Сталина, задачей которой стало противостояние Троцкому в периоды отсутствия главы правительства.
Врачи тем временем ничего страшного не обнаружили, посчитав, что речь идет о переутомлении и прописав больше отдыха. Были подозрения свинцового отравления пулями, оставшимися в теле после покушения Фанни Каплан летом 1918 года – одну из них даже удалили в апреле 1922-го, но ситуацию это не улучшило: инсульт всё равно произошел. Однако симптоматика оказалась настолько нетипичной, что врачи не могли установить единый диагноз – то ли инсульт (удар), то ли атеросклероз (артериосклероз в тогдашних терминах).
В те последние дни мая всегда оптимистичный и энергичный Ленин, впервые понял, что состояние здоровья может не дать ему далее управлять государством.
Впрочем, вскоре, даже при отсутствии внятного лечения, Ильич пошел на поправку и к концу лета чувствовал себя практически здоровым. В Москву он, правда, не возвращался, оставаясь в бывшей усадьбе вдовы миллионера Саввы Морозова Горках, но оттуда активно наблюдал за всеми перипетиями борьбы вокруг образования СССР (которые мы подробно описали год назад), периодически вмешиваясь в них. Причем не на стороне Сталина.
Ленин с сестрой Анной и женой Надеждой в Горках. 1922
Ленин против Сталина
Тогда, в августе-сентябре 1922-го, вождь впервые обнаружил, что "верный Коба" ведет собственную политическую линию.
Ленин жестко раскритиковал принцип автономизации, который хотел заложить в СССР Сталин.
В октябре он отправил Каменеву письмо, в котором, комментируя работу комиссии Сталина, написал: "Великодержавному шовинизму объявляю войну не на жизнь, а на смерть".
Позже, комментируя конфликт грузинских коммунистов со Сталиным он высказался еще более жестко.
"Политически ответственными за всю эту поистине великорусско-националистическую кампанию следует считать, конечно, Сталина и Дзержинского", - написал Ильич.
Но вскоре вновь сыграл свою роль фактор здоровья, который не дал Ленину пресечь рост влияния Сталина в партии.
13 декабря у вождя случился приступ, после которого парализовало правую сторону тела и произошла временная потеря речи.
Далее было еще несколько приступов.
18 декабря политбюро приняло решение установить контроль за лечением Ленина. Ответственным за этот контроль назначался Сталин, который, почувствовав, нарастающее недовольство вождя в свой адрес, решил ограничить его контакты с внешним миром под видом заботы о его здоровье.
Генсек и два других представителя руководства – Лев Каменев и Николай Бухарин – провели совещание с врачами, на котором постановили: Ильич 5-10 минут в день может диктовать записки, но не должен ждать на них ответа. Никто из родных и друзей не должен рассказывать больному ничего о политике.
Однако такой режим еще более укрепил подозрение Ленина в том, что Сталин намерен его отодвинуть от власти в партии.
При этом, несмотря на все запреты, связь с внешним миром у вождя оставалась – прежде всего, через жену. И Крупская по указанию мужа вошла в переписку с Троцким – единственным, кого Ильич мог использовать в борьбе против Сталина.
Шила в мешке не утаишь. В ленинском секретариате в те годы работала жена Кобы Надежда Алиллуева, благодаря чему генсек хорошо знал всех сотрудниц, особенно непосредственную начальницу супруги Лидию Фотиеву. К тому же сестра Ленина Мария фактически приняла сторону Сталина – она докладывала политбюро обо всем происходящем в Горках.
Так что переписка с Троцким вскоре стала известна "контролеру". Узнав о ней, генсек 22 декабря позвонил жене вождя и обругал ее. Как вспоминала Мария Ульянова, после этого разговора Крупская "была совершенно не похожа сама на себя, рыдала и каталась по полу".
Уже 23 декабря Надежда Крупская написала письмо Каменеву: "По поводу коротенького письма, написанного мною под диктовку Влад. Ильича с разрешения врачей, Сталин позволил себе вчера по отношению ко мне грубейшую выходку. Я в партии не один день. За все 30 лет я не слышала ни от одного товарища ни одного грубого слова, интересы партии и Ильича мне не менее дороги, чем Сталину. Сейчас мне нужен максимум самообладания. О чем можно и о чем нельзя говорить с Ильичем, я знаю лучше всякого врача, т.к. знаю, что его волнует, что нет, и во всяком случае лучше Сталина. Я обращаюсь к Вам и к Григорию (Зиновьеву. – Ред.), как к более близким товарищам В.И., и прошу оградить меня от грубого вмешательства в личную жизнь, недостойной брани и угроз... Я тоже живая, и нервы напряжены у меня до крайности".
Крупская рассказывает мужу о конфликте с Кобой, и Ильич пишет тому записку с требованием извинений в адрес жены.
"Уважаемый т. Сталин! Вы имели грубость позвать мою жену к телефону и обругать ее. Хотя она вам и выразила согласие забыть сказанное, но, тем не менее, этот факт стал известен через нее же Зиновьеву и Каменеву. Я не намерен забывать так легко то, что против меня сделано, а нечего и говорить, что сделанное против жены я считаю сделанным и против меня. Поэтому прошу вас взвесить, согласны ли вы взять сказанное назад и извиниться или предпочитаете порвать между нами отношения", - написал Ленин.
Сталин написал ответ, но Ленин его уже не прочел, так как у него случился новый удар (инсульт). После него вождь долго восстанавливался, осенью состояние немного улучшилось, и он даже съездил в Москву, но после поездки ситуация стала ухудшаться, и 21 января 1924 года Ильич умер.
Однако еще до смерти он успел надиктовать свое "Письмо к съезду", известное как завещание вождя, к которому делает приписку, предлагая убрать Сталина с должности генсека. Сделал он это вскоре после того как узнал о разговоре Сталина со своей женой, что видимо и стало последней каплей.
В апреле 2024 года, перед XIII съездом РКП(б), Крупская принесла это письмо в секретариат съезда, где оно произвело эффект разорвавшейся бомбы. Однако Зиновьев и Каменев, боясь Троцкого, требование Ленина не выполнили и вскоре поплатились за это, проиграв во внутрипартийной борьбе вместе с Троцким.
Ленин в 1923-м. Одна из последних фотографий
"Письме к съезду" Ленин диктовал с 23 по 25 декабря 1922 года, после чего сделал два дополнения – 29 декабря и 4 января. Кроме того, 30-31 декабря секретари записали направленное против Сталина и Дзержинского письмо "К вопросу о национальностях или об "автономизации". Всё это вместе составило тайный пакет документов, который Ильич назвал "абсолютно секретным". И потребовал "хранить в особом месте под особой ответственностью".
В письме Ильич дал характеристики соратникам.
Сталину: "Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью... Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в общениях между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности генсека".
Троцкому: "Лично, он, пожалуй, самый способный человек в настоящем Ц.К., но и чрезмерно хватающий самоуверенностью и чрезмерным увлечением чисто административной стороной дела".
Зиновьеву, Каменеву и снова Троцкому: "Октябрьский эпизод Зиновьева и Каменева (их письмо в "Новую жизнь" о своем несогласии с планом восстания в октябре 1917 года – Ред.), конечно, не являлся случайностью, но что он также мало может быть ставим им в вину лично, как небольшевизм Троцкому".
Бухарину: "Бухарин не только ценнейший и крупнейший теоретик партии, он также законно считается любимцем всей партии, но его теоретические воззрения очень с большим сомнением могут быть отнесены к вполне марксистским, ибо в нем есть нечто схоластическое (он никогда не учился и, думаю, никогда не понимал вполне диалектики)".
Пятакову (во время Гражданской войны – глава правительства УССР, в 1922-м - зампредседателя Госплана): "Пятаков, – человек несомненно выдающейся воли и выдающихся способностей, но слишком увлекающийся администраторством и администраторской стороной дела, чтобы на него можно было положиться в серьезном политическом вопросе".
В письме Сталин предложил снять Сталина с поста генсека и увеличить центральный комитет до 50-100 человек, включив в него рабочих.
Однако, при этом не указал кого следует назначить вместе него, а написал следующее: "я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека, который во всех других отношениях отличается от тов. Сталина только одним перевесом, именно, более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам, меньше капризности и т. д.".
То, что Ленин не назвал конкретно человека, который должен был стать новым генсеком и, фактически его преемником, и дало огромную фору Сталину, так как не позволило его противникам консолидироваться вокруг какой-либо альтернативной фигуры.
В тот момент все знали, что реально на пост генсека могут претендовать лишь три человека – Сталин, Троцкий и Зиновьев. Но всем троим, как писалось выше, Ленин дал неоднозначные характеристики.
Это и позволило Сталину организовать дело так, что письмо Ильича, которое, по идее должно было стать для него приговором, XIII съезд, по сути, проигнорировал.
Среди историков популярна версия, что "письмо к съезду" на самом деле не было "завещанием Ильича", как его потом преподносили, а было рабочим материалом, с которым сам Ленин планировал выступить на съезде. И, вполне вероятно, в своей выступлении, он и мог бы назвать кандидатуру преемника. Но быстрое ухудшение здоровья, а затем и смерть вождя не позволило реализоваться этому плану.
Первый пересказ "завещания" Ленина в прессе сенсацией не стал: эмигрантский "Социалистический вестник" в номере за 24 июля 1924 года напечатал его на 12-й странице 16-страничного журнала
Между тем, что угроза потерять пост генсека нависла над Сталиным еще до смерти Ленина.
В конце июля 1923 года целая группа партийных вождей оказалась на отдыхе в Кисловодске. Собравшись в одной из пещер в окрестностях города, они устроили дискуссию по реформе, предложенной Зиновьевым и Бухариным: либо сделать секретариат ЦК техническим, передав решение всех кадровых вопросов политбюро, либо, наоборот, превратить секретариат в "малое политбюро" из трех человек – Сталина, Троцкого и Зиновьева (вариант – Бухарина).
Сталин в этот момент тоже находился в Москве, но информацию о "пещерном совещании" получал оперативно (на нем присутствовали его сторонники Ворошилов и Орджоникидзе, причем последний срочно выехал в столицу, чтобы рассказать всё Кобе лично), а потому, когда Зиновьев отправил ему письмо с предложениями, он уже знал, чем ответить.
Позже, в 1925-м, генсек рассказал: "На вопрос, заданный мне в письменной форме из недр Кисловодска, я ответил отрицательно, заявив, что, если товарищи настаивают, я готов очистить место без шума, без дискуссии, открытой или скрытой".
Сталин, по сути, впервые пошел на шантаж: либо он остается генсеком с прежними правами, либо разрыв, и тогда "тройка" (Сталин-Зиновьев-Каменев) разваливается. И Зиновьев тут же пошел на попятную, поскольку моментально разглядел перспективу победы Троцкого, которой он боялся больше всего.
Осенью 1923 Троцкий, зная о трениях в "тройке", перешел в наступление, ставя перед собой цель получить статус официального наследника Ленина. Ради этого Лев Давидович занял позицию "демократа", требующего свободы слова и отмены кадровых назначений в партии в пользу избрания всех руководителей снизу: при такой вольнице лучший оратор и журналист смог бы перетянуть на свою сторону большинство. Эта перспектива заставила Зиновьева, забыв обо всех претензиях к генсеку, вновь объединить "тройку" для совместного отпора конкуренту.
Первая официальная картина похорон Ленина: в изголовье вождя – Зиновьев и Каменев, правее – Крупская и Сталин. Худ. И. Бродский, 1925
Версия 1930-х: худ. И. Горюшкин-Сорокопудов. "Сталин у гроба Ленина". Зиновьев и Каменев исчезли, но появился Ворошилов
Бомба с 70-летней детонацией
21 января 1924 умер Ленин. В апреле, накануне ХIII съезда партии Крупская официально принесла ленинское письмо в ЦК для оглашения на форуме. Его зачитали не всему съезду, а отдельно каждой делегации, сопровождая комментариями руководителей партии. Особое рвение в том, чтобы убедить делегатов в необходимости сохранения Сталина на посту генсека, проявили Зиновьев и Каменев.
Позже, на первом послесъездовском пленуме Центрального комитета, Коба официально поставил вопрос о своей отставке, заявив о необходимости выполнить волю Ленина. Но ЦК уже был подготовлен к тому, чтобы эту волю не выполнять.
Казалось, на этом история с ленинским "завещанием" завершилась, но нет – она даже не достигла апогея. Уже летом 1924 года эмигрантский "Социалистический вестник" опубликовал достаточно близкий к оригиналу пересказ ленинского письма, зимой сокращенный вариант завещания покойного вождя перепечатал американский журналист Макс Истмен в своей книге "После смерти Ленина" (Since Lenin Died), а еще чуть позже оригинальный текст опубликовала The New York Times.
Документ превратился в оружие, которое стали использовать его наследники в борьбе друг с другом. Уже в 1924-м Троцкий пустил его в ход в борьбе против "капитулянтов" Зиновьева и Каменева, потом неоднократно ставился вопрос о необходимости "выполнить завещание" – его поднимали противники Сталина в 1925-м (Зиновьев и Каменев), 1926-м и 1927-м (Троцкий, Зиновьев и Каменев), а также – менее явно – в 1928-29 годах (Бухарин и его сторонники).
Больше того, в 1956-м "Письмо к съезду" использовал Никита Хрущев – не только для развенчания "культа личности" Сталина, но и для дискредитации сталинских соратников во главе с Молотовым, с которыми он боролся за власть в стране и в партии.
И, естественно, "письмо к съезду" обильно цитировалось во времена Горбачева и перестройки.
Но ход истории, в которой после смерти Ленина власть в СССР получил Сталин, это все уже изменить не могло.